Сегодня в честь воскресенья вдруг вспомнилось на что были похожи все мои летние выходные в детстве. Как меня будили ни свет ни заря и как нехотя выползала я из сонной неги, когда комнату мою с восточной стороны дома уже во всю заливало солнцем. Как с кухни манил запах гренок с сыром, как свистел чайник и ажурные вазочки наполнялись клубничным вареньем. Как отец постоянно пытался сказаться больным и то подволакивал ногу, то страдальчески закатывал глаза к потолку и бессовестно симулировал все от подагры до желтой лихорадки, лишь бы никуда не ехать. Но мама знала все эти фокусы и была беспощадна.
К 8 утра мы уже торчали на перроне дожидаясь электричку. И потом набивались туда вместе с гомонящей толпой бодрых старушек, увешанных котомками, опустившихся алкоголиков с пивом и воблой, чумазых цыганских детей, еще сонных горожан, дачников с ведрами и лопатами, дородных сельских дам тащивших в корзинах кто помидоры, а кто и живых гусей. Всю дорогу вагон гудел как улей: кто-то решал сканворды, кто-то играл в дурака или расписывал “пулю”, старушки громко обсуждали власть, здоровье и когда лучше высаживать рассаду, а я читала запоем очередной приключенческий роман.
И вот, наконец, мы приезжали на маленькую станцию. Идти еще минут 25 пешком по заросшей травой дороге, по бокам тянутся чужие дачи, потом появляется высокий сосновый лес, блестит на солнце река. И вот виднеется наш синий домик. Бабушка, как былинный богатырь, пашет не разгибаясь с рассвета. При виде нас вместо приветствия она тут же начинает раздавать команды, как генерал во время боевых действий. Отец мрачно берется за лопату, он знает что теперь ему предстоит копать огород от забора и до обеда, мама нервно мечется туда-сюда, меня награждают эмалированным ведром и отправляют собирать клубнику/малину/смородину/крыжовник/что там у нас сейчас растет. “Цееееелое ведро?”, - обиженно тяну я, и как будто этого мало, мне тут же всучивают пару трехлитровых банок и позорную панамку “чтобы голову не напекло”. К обеду мы все, кроме бабушки, едва волочим ноги. Она же мечется яростным шмелем по летней кухне. Слышно как они с мамой нарезают окрошку, папа колдует над мясом у мангала, в котле варится молодая картошечка.
Меня отправляют нарвать прямо с грядки укропа и петрушки. От умопомрачительных запахов идет кругом голова, я нетерпеливо барабаню ложкой по деревянному столу на веранде. Ну когда же, когда. И вот этот сладостный долгожданный миг, когда все вокруг дымится, шипит и стонет из тарелки “съешь меня, детка”. И ты уже тянешься, как вдруг...
- Так стоп, Аня, а ты руки помыла? А ну марш из-за стола.
И ты с разбитым вдребезги сердцем тащишься к рукомойнику, криво присобаченному на дереве. Почему, вот почему тогда, в детстве на даче все было таким вкусным? Как оно так выходило?
А после обеда наступает благословенное затишье. Все уползают в дом спать и пережидать жару, а я лезу по яблоне наверх, по толстой ветке забираюсь на нашу крышу, мощу там себе гнездо из старых одеял и подушек и в этом кубле, в тени раскидистой антоновки опять читаю с упоением про Тома Сойера и Гека Финна, и грызу яблоки, и мечтаю о чем-то невероятном, о чем принято мечтать только в детстве.
А вечером мы наконец идем купаться на реку. И меня невозможно вытолкать из воды, пока губы не посинеют. И как здорово потом, стуча зубами, греться у небольшого костерка, пока мама вытирает полотенцем тебе голову, и смотреть как медленно вечереет, как ползет белая дымка над рекой и начинают петь соловьи.
Я до сих пор тоскую по той магии лета, по тому долгому ожиданию чуда во время бесконечных октябрей-ноябрей-февралей, когда можно только “достать чернил и плакать”. Как оно бесценно это короткое северное лето.
Разве сравнить его с этим, тропическим во Флориде, когда 320 дней в году шпарит солнце и стоит немилосердная жара. Когда стейк жарится за 10-15 минут, когда все продается уже готовым или в виде полуфабрикатов. Не надо ни дрова собирать в лесу, ни мариновать мясо всю ночь, гадая получится или нет. Пропала куда-то вся интрига и чувство отвоеванной победы. Не надо больше воевать с сорняками на огороде, убивать комаров, присосавшихся к телу, не надо больше собирать целое ведро вишни и ждать запаздывающую электричку на перроне. Все стало гораздо проще, да оно вроде и хорошо, когда просто. Но иногда, словно полузабытая мелодия, воспоминания о тех коротких летних месяцах в детстве рушат плотины и заливают вешними водами душу. И стоит только прикрыть глаза, а ноздри уже щекочет запах антоновки, и снова цветут “золотые шары” у нас за забором, и бабушка кричит мне “надень панамку, чтобы голову не напекло”.
